— Я счастлив, — шепнул Иньит. — Послушай… Я не могу с тобой завтра поехать, чтобы твой отец не подумал, будто тобой управляют. Это не значит, что я не хочу быть с тобой. Я волнуюсь за тебя и хочу, чтобы ты об этом помнила. Тебе известно, что означает серьга в моем ухе?
— Разве это не просто украшение? — удивилась Невеньен.
Он усмехнулся.
— По-твоему, я такой модник, что стал бы без всякой цели таскать побрякушку?
В самом деле, невзирая на франтовство, Иньит не носил ничего лишнего. Из украшений у него были только пояс с серебряными накладками и инкрустированный драгоценными камнями кинжал, который совсем не был игрушкой, как меч у Ливьина. Невеньен на лесных прогулках не раз в этом убеждалась. Тогда зачем ему серьга?
— Это знак того, что я главарь самой грозной разбойничьей шайки в центральных землях, — сказал Иньит шутливо, в то же время давая понять, что в его словах есть большая доля правды. — Все бандиты, которые ее видят, знают, что ее обладателю лучше подчиниться.
Он вытащил из кармана маленькую коробочку и протянул ее Невеньен.
— Открой.
Она сняла крышку. Внутри лежала длинная рубиновая серьга в форме капли — копия той, что покачивалась в ухе Иньита.
— Я попросил ювелира, чтобы он воспроизвел ее так точно, как мог. Мне только что ее привезли. Теперь все, кто должен, будут знать, что ты мне дорога. Если ты попадешь в беду, вдень ее, и сразу найдутся люди, которые тебе помогут.
Невеньен сжала ладонь с подарком.
— Спасибо, я… Иньит…
Все слова мгновенно куда-то исчезли. Где же ее красноречие, когда оно так нужно?
— Можешь не носить ее в Остеварде, чтобы не было пересудов, — сказал Иньит. — Но не потеряй, ладно?
— Шутишь? — возмутилась она, прижимая коробочку к груди. — Ни за что!
Иньит рассмеялся, показав в улыбке ровные белые зубы. Святой Порядок, до чего же он красив!
— Я люблю тебя. Иди ко мне.
Невеньен не знала, то ли ее сердце остановилось, то ли, наоборот, забилось с бешеным темпом. Не успело отзвучать в ушах невероятное «я люблю тебя», а Иньит уже тянул ее к себе и усаживал на колени. Его приближающееся лицо было как в тумане. Невеньен закрыла глаза.
Его губы были мягкими и горячими. Невеньен неловко ответила на его поцелуй, и Иньит снова засмеялся. Она не обиделась — смех был другим, не уязвляющим, а нежным и добрым. Усадив ее удобнее, Иньит снова приник к ней, на сей раз жадно. Накладки на ногти он сбросил, и его руки гладили Невеньен по спине, прижимая все сильнее и сильнее к нему. Дыхание щекотало шею, а от прикосновения языка к выемке между ключицами по животу забегали мурашки. Внезапно все стало очень жарким и тесным. Дышать оказалось неожиданно тяжело, и у Невеньен закружилась голова.
— Иньит! — крикнула она, с трудом оторвавшись от его требовательных губ.
Он мутно посмотрел на нее. Постепенно его взгляд прояснился.
— Извини. С тобой легко забыть обо всем. Не беспокойся, я не буду делать ничего, чего ты не захочешь. Я знаю, что сейчас не время и не место.
В первую очередь ей следовало напомнить об этом себе. Невеньен сделала несколько глубоких вдохов, чтобы восстановить дыхание. Сердце все еще пыталось выскочить через горло. Небеса, он любит ее! Любит!
— Я так долго этого ждала, — призналась она.
Иньит продолжал ее осторожно поглаживать. Платье цеплялось за его мозоли, но Невеньен было наплевать на драгоценную ткань. Ей хотелось, чтобы он гладил ее вечно.
— Я опасался тебя спугнуть. Ты переживала из-за Акельена, а потом на тебя навалилась куча дел. Я думал, что ты оттолкнешь меня, поэтому выжидал правильный момент.
— Оттолкнуть тебя?!
Да она казнила бы себя до самой смерти, случись такое.
— Мы уже долго тут сидим, — Иньит с нежеланием отодвинулся от нее. — Твой секретарь начнет нервничать. Наверняка он уже известил Тьера, что мы задержались наедине.
— Мне все равно, — Невеньен обняла Иньита, и он снова прижал ее к себе.
— Не боишься выволочки от наставника?
— Да хоть десяток выволочек. Я свободная женщина, а не марионетка.
— Ну, — его глаза заблестели, — значит, у нас еще есть время…
Спустя полчаса он ушел. Обессилевшая Невеньен вернулась в свое кресло и развалилась в нем, вытянув ноги. Она и не представляла, что простые поцелуи и объятия забирают столько сил. К тому же у нее нещадно горели губы, исколотые щетиной Иньита. Наверняка они припухли, а прическа растрепалась, но Невеньен не стала звать Эсти, чтобы та принесла ей зеркало. Это подождет. Все подождет.
В тот день Невеньен так больше ничем и не занялась, посвятив его плещущемуся внутри счастью. Ее сердце было безраздельно отдано Иньиту. Навсегда.
На небе сгущались тучи, не обещая ничего хорошего. По укутанному дымкой Остеварду было не сказать, что сейчас утро. В некоторых окнах горели огоньки, а стражников на стенах стояло больше, чем обычно, — капитан удваивал стражу по ночам и в плохую погоду. По двору носились слуги, стараясь уложить вещи до снегопада; лошади, чувствуя беспокойство, переступали с ноги на ногу. Помня о том, что случилось с Акельеном, Невеньен взяла с собой самое большое количество людей, которое могла и которое не счел бы неприкрытой угрозой генерал Стьид. Двадцати гвардейцев и трех магов для этого должно было хватить. Они давно были готовы к отправлению и сидели на лошадях, нахохлившись в тяжелых дорожных плащах. Вышитое желтым сияние, которое окружало силуэты на эмблемах волшебников, поблекло из-за несвоевременных сумерек и стало похоже на тень. Плохое предзнаменование. В поисках успокоения Невеньен по привычке потянулась к материнскому кольцу, запоздало вспомнив, что продала его. Ну и ладно. Зато беженцы ушли счастливыми.