Альезан так же чинно поклонился ему в ответ.
— Свободной вам жизни, друзья! — поздоровался он на сехенский манер. Это должно было стать знаком уважения к их обычаям, и переговорщик попал в точку — на лицах некоторых вождей отразилось удовольствие. — Меня зовут Альезан Тветт, и я прибыл, чтобы сделать вам щедрое предложение от истинной королевы Невеньен Идущей.
Теперь несколько кесетов сдвинули брови. Либо они сомневались, что Невеньен — истинная королева, либо не верили, что предложение будет щедрым.
— Мы искренне рады видеть вас и с нетерпением хотим узнать, что она желает предложить нам, — вежливо произнес Виш. — Позвольте заверить вас в наших добрых намерениях и показать ваши дома на то время, пока будет длиться совет.
Изящный намек на то, что дольше они чужаков в деревне не потерпят. На лице Альезана не промелькнуло и тени.
— Мы будем счастливы насладиться вашим гостеприимством, — льстиво ответил он.
Альезан и кесеты еще раз поклонились друг другу. На этом, кажется, церемония приветствия закончилась, потому что полукруг мгновенно распался, и сехены рассыпались в разные стороны, не проявляя к лорду никакого интереса. Однако они разошлись слишком быстро. Их торопливые движения, как будто расписанные заранее, и упавшие невзначай взгляды говорили скорее о показном, чем настоящем равнодушии. В глубине души каждый наверняка хотел подойти к Альезану и потрясти его с вопросом: «Будут ли выполнены данные мне обещания?», — но боялся, что это увидят соплеменники.
Кроме Виша перед шатром остался лишь один человек, на чьей шее висело ожерелье с полумесяцем кроваво-красной яшмы. Держался мужчина совсем иначе, чем прочие старейшины. В уставших глазах кесетов светилось больше разума, чем у подавляющего большинства сехенов, но даже их, лидеров, пригибали к земле беды их народа. Этот же кесет, хоть и среднего по меркам сехенов роста, чуть ниже Сони, стоял прямо, с расправленными плечами и поднятым подбородком, и оттого казался выше, чем был. На его губах играла улыбка — вовсе не гостеприимная, а скорее выражающая превосходство. Живое лицо отражало все, что творилось у него в мыслях и что происходило вокруг. И чего там точно не было, так это приязни к гостям.
— Папа! — воскликнул Сех, бросаясь к нему в распахнутые объятия.
Значит, это был Гох. Увидев их рядом, Сони удивился, почему он не догадался об этом раньше. Отец и сын походили друг на друга как две капли воды, с той лишь разницей, что Гох был старше, его бородатое лицо было жестче, а плечи — шире. Он так прижал к себе сына, что у обоих затрещали швы на одежде.
Два сехена торопливо, похлопывая друг друга по плечам, заговорили на родном языке. Обмениваясь новостями, они так и не отпустили друг друга, а глаза обоих светились от радости. Они не замечали ни покашливаний Альезана, недовольного тем, что один из его охранников отвлекся, ни того, что на них пялится половина деревни, которая вовсе не спешила разбежаться по своим делам. Вот, получается, какой должна быть встреча отца и сына после долгой разлуки…
— Завидуешь? — ехидно спросил Дьерд у Сони.
— Нет.
Да. Завидовал, и жгуче. Было время, когда он горевал по родителям, но был в его глупой молодости и такой момент, когда он даже гордился тем, что некому его наказывать, гнать домой, читать морали и прочее, что ненавидят дети. Потом пришло безразличие — так уж случилось, и бессмысленно страдать по этому поводу. Но, видимо, где-то глубоко внутри тоска по родительской ласке все же оставалась, и проявилась она лишь тогда, когда Сони сам мог давно уже стать отцом.
Он отвел взгляд в сторону. Кого-то любят. Кого-то ждут. Считают дни до долгожданной встречи и протирают иногда засаленные детские игрушки — память о тех временах, когда чадо еще не доставало макушкой до стола. А кто ждет Сони?
— Сех! — строго окликнул Кален.
Отец отцом, но отряд ждала работа. Виш с Альезаном уже уходили с площади, а конюх принимал у кучера и Калена поводья, чтобы отвести лошадей в единственную на всю деревню конюшню. Щеки легко краснеющего Сеха заалели и он, видимо, извинился перед отцом — ни одного слова Сони не понял, но выглядело это именно так.
— Скорее, — поторопил Кален гвардейцев.
Возле него стояли два помощника конюха, которые не могли забрать телегу, пока она не будет разгружена. Эта огромная честь предназначалась охранникам Альезана — желающих помочь сехенов вокруг не наблюдалось. Сони кисло посмотрел на гору вещей, возвышавшуюся на повозке. Таскать — не перетаскать. Хорошо еще, что лорд поехал без жены и детей, иначе подводы вились бы вереницей.
— Черные Небеса… — бормотал Дьерд, выбирая себе сундук поменьше. — Когда мне сказали, что нужно сопровождать Альезана, я уж думал, что мы достанем мундиры и в кои-то веки станем похожи на гвардейцев. А оказалось, что мы опять простые охранники и проклятые носильщики.
— Кому надо, тому известно, кто мы, — оборвал его Кален, взваливая на себя самый грузный ящик.
Одна из целей, которых добивался Альезан, беря с собой отряд, состояла в устрашении и демонстрации силы. И Гох, и другие кесеты знали, что Сеха приняли в отряд магов, и никто не должен был сомневаться в том, что перед ними гвардейцы. А те из вождей, кто обладал магическими способностями, наверняка передадут остальным, каково истинное могущество охранников лорда.
— Если честно, я тоже думал, что мы будем не под прикрытием, — пожаловался Сех.
Судя по взглядам, которые он бросал на соплеменников, ему было обидно из-за того, что нельзя похвастаться мундиром первого в Кинаме сехена-гвардейца.