Бьелен не была дурой. Невзирая на ее собственные слова, она не могла не понимать, что Иньит использует ее так же, как и Невеньен. Если не для осуществления политических амбиций, то по меньшей мере как сосуд для удовлетворения мужских потребностей. Бьелен говорила, что не испытывает к лорду-разбойнику ничего, кроме страсти — обычного телесного желания. Но что если это было не так? Что если она все-таки любила его и ревновала Невеньен — такую же марионетку в его руках, как и сама Бьелен? Она нарочно напоследок старалась оскорбить женщину, которая тоже стала жертвой, но которая обладала более высоким положением и могла как угодно жестоко разделаться с обидчиками.
Или причина была в другом. Может быть, Бьелен никак не могла понять, почему сестра так и не стала ее люто ненавидеть, и решила добиться этого закономерного чувства хотя бы теперь. Если бы это случилось, все наконец-то стало бы правильно — ведь Бьелен искренне верила, что все ее презирают.
Так или иначе, у нее ничего не вышло.
Оставаться здесь больше не было смысла. Бьелен не скажет ни единого честного слова, а если и скажет, то оно будет так густо приправлено злобой, что разобраться в его истинном значении не получится. Невеньен встала и направилась к двери, но выйти не успела. Вслед ей донеслось растерянное и возмущенное:
— Куда это ты? А ну стой!
Она не остановилась, и через мгновение в стену полетела вторая чашка, залив гобелен жидкостью. Коричневые брызги попали и на подол платья. Невеньен отрешенно подумала о том, что их будет не отстирать без того, чтобы не повредить дорогую ткань, а это означало лишние траты на королевский гардероб.
— Повернись! Я с тобой еще не закончила! — потребовала Бьелен надрывающимся голосом.
Невеньен медленно выполнила ее просьбу. И впервые увидела, как сестра плачет. Каменный цветок треснул и рассыпался.
Ей было стыдно, она старалась прикрыться, вытереть влагу платком, но слезы не прекращали литься. Плечи девушки тряслись, красивое лицо неестественно перекосилось из-за попытки справиться со сводившими ее судорогами. Невеньен, как ее и просили, стояла и ждала, когда Бьелен «закончит».
— Прости, — тихо и прерывисто сказала сестра. — Мне жаль, что тебя затянуло в это дерьмо. Правда жаль. Все это закрутилось еще до тебя, а когда что-то начало меняться, остановить это проклятое веретено было уже невозможно. Мне жаль, что мы никогда не станем подругами. Но я никогда не буду жалеть о том, что у меня было с Иньитом. Извини.
Невеньен развернулась на каблуках, смяв ковер. Дверь покоев хлопнула слишком громко, и ждавшие снаружи гвардейцы с недоумением глянули на свою обычно аккуратную госпожу. Произошедшее после этого заставило обернуться не только их, но и спешивших по коридору слуг.
Прислонившись к стене, Невеньен захохотала. Это был неестественный, истерический смех. Она не знала, откуда он возник, но он спазмами щипал горло, сотрясал ее грудь и вынуждал корчиться, прижимая к животу руки.
Бьелен никогда не будет жалеть о том, что спала с Иньитом, пусть ей даже это будет грозить смертью. Каков он, наверное, мужчина, а? Может, плюнуть на все и простить его? А то ведь негоже терять такого божественного любовника!
С трудом успокоившись, Невеньен выпрямилась и глубоко вдохнула. Глупости какие она думает. Мертвые не умеют ни прощать, ни любить.
Свечи, ярко горящие во внутреннем святилище храма Небес и Бездны, ослепляли. Пахло воском и потом от скопившихся в небольшом зале мужчин. Невеньен переступала с ноги на ногу, щурилась, смаргивая туманящую взгляд влагу, и поправляла корону, которая опасно кренилась при каждом движении головы. Невеньен казалось, что она ерзает, как непоседливый ребенок, а Рагодьет и стоявшие полукругом в центре помещения жрецы косятся на нее из-за недостойного поведения. Тьер с его царственной осанкой и торжественным лицом должен быть служить живым укором — вот как следует выглядеть во время такого великого события, как пробуждение Дитяти Цветка. Однако на самом деле Невеньен было все равно, подобающий у нее вид или нет.
Память без остановки проигрывала случившуюся утром сцену — жест за жестом, фразу за фразой, с начала до конца и снова. Иньит, не понимающий, почему невеста отказывается с ним разговаривать, пытается прорваться в ее кабинет, а Ваньет и Парди его не пускают. Им приказано держать лорда-разбойника на таком расстоянии от королевы, чтобы до нее не могли донестись даже его крики. Гвардейцы озадачены, но приказ выполняют, хотя им приходится применить силу — майгин-тар охраняет Иньита от невидимых нитей, а слова остановить разъяренного любовника не способны. Бывшего любовника. Скоро об этом узнают все — вопли и звуки драки привлекают на этаж всё больше любопытных, Невеньен слышит чей-то смех, подзадоривающие выкрики, удивленный шепот, превращающийся в гомон. Иньита оттаскивают, но он, растерянный, разозленный, не перестает ее звать. Это стыдно, позорно, очень больно. Невеньен хочется тишины, хочется или самой выпрыгнуть в окно, или чтобы туда выбросили Иньита. Лучше самой — все как один доказывают ей, что без Иньита, его связей с разбойниками и тонкого ума неустойчивому правительству не обойтись. Невеньен ловит себя на том, что подходит к окну и открывает его. Врывающийся в комнату ветер очищает и успокаивает, сдувает все проблемы, как пожухлые листья. Сделать бы шаг и полететь…
Ритм пения жрецов изменился, став энергичнее. Невеньен вздрогнула от неожиданности. Паньерд сказал, что они исполняют Песнь Жизни, но она была совсем не похожа на всем известный жреческий гимн, хотя Невеньен иногда вылавливала знакомые слова. Наверное, дело в том, что исполнителями на сей раз были маги. Ни разу за все посещения она не видела, чтобы эти люди покидали святилище, ели или хотя бы просто двигались. Живые ли они? Или такие же пресветлые када-ри, как Дитя Цветка?