Гвардейцы молча слушали людскую болтовню, надеясь, что с этим разберется их собственный, истинный король. Сони, глядя на них, уже начал верить, что так действительно будет. Но на подъезде к Серебряным Прудам выяснилось, что одна неприятная новость отряд так и не догнала.
Истинного короля убили.
На дворе шел проливной ливень, но он не помешал лорду Камьису сначала отдать приказ о загрузке своих вещей, а потом залезть в карету и покинуть пустеющее поместье. Невеньен проводила взглядом потрепанный экипаж, который, разбрызгивая грязь, миновал врата Серебряных Прудов. Камьис — тот самый человек, который обещал найти деньги на вооружение солдат истинного короля, — сбежал не первым. Просто потому, что его замок находится очень далеко, и лорд дольше собирался в путь. Пускай. Все равно беспокоиться о войсках уже нет смысла.
Невеньен, прижимаясь лбом к холодному стеклу, смяла в пальцах письмо от отца. Он в очень жестких выражениях писал дочери, что не ее дело — думать о солдатах, что они сами с Акельеном разберутся с этим вопросом и что передвигать войска он в ближайшее время не будет. То есть никогда. Генерал отправил письмо до того, как провозгласили о гибели Акельена от рук разбойников, а значит, все обязательства по предоставлению солдат аннулировались. Теперь это не имеет значения. Ни письмо, ни Камьис, ни армия, ничто больше не имеет значения.
Ведь истинный король умер.
Ветер хлестнул по стеклу горстью капель, и Невеньен, вздрогнув от силы удара, отстранилась от окна. Считалось, что Небеса плачут о хороших правителях в день их смерти, однако дождь начался только на третий день после гибели Акельена. Стоило ли об этом переживать? Наверное. Невеньен не знала точно. Она лишь завидовала Небесам, что они могут плакать, а она — уже нет.
Невеньен выплакала все свои слезы еще в первые два дня после того, как ей принесли горестную весть. Тогда она боялась захлебнуться собственными рыданиями. Сейчас вместо них наступили странные немота и глухота. Неспособность отвечать, реагировать на те потоки сообщений, которые ей несли, пару раз привела к тому, что Невеньен разворачивалась и уходила от недоумевающего собеседника прямо посреди разговора. Это было недопустимо для королевы и неприлично для леди. Но женщина, которая потеряла мужа — потеряла все! — имела на это право.
В молитвенную комнату кто-то постучался. Эсти, как всегда, дернулась со стула, но Лэмьет, видимо, остановил ее жестом и подошел к двери сам — раздалось шарканье его медленной походки. После скрипа раздался голос Бьерда.
— Прошу прощения, королева уже закончила молитву?
— Нет, юноша, — наставническим тоном произнес Лэмьет. — Королева еще советуется с Небесами.
Управляющий снова извинился, и дверь закрылась. За ней слышался тихий гул — Бьерд был не единственным, кто пытался прорваться к Невеньен. Тьер был занят так, что в его взгляде мелькала несвойственная гордому лорду затравленность, а секретари носились в растерянности, не успевая справляться с порученными заданиями. Акельена больше не было, и те вопросы, которыми занимался он, должна была решать Невеньен. Она же их избегала.
Как королеве, ей следовало взять себя в руки и выйти к ожидающим ее просителям. Но улыбаться, изображать заинтересованность и терпеть чужую несносность оказалось свыше ее сил. Невеньен осознавала, что, прячась в молитвенной комнате, подрывает свой авторитет. Ее восьмидневный траур жены, вдвое больше всеобщего и намного тяжелее, не повод для оправдания, как и то, что до окончания дней скорби она не полноправная правительница и даже не полноценный человек — часть ее души сопровождала мужа в пути до Небес. Впрочем, какая разница, что о ней подумают люди? Ведь истинный король умер. А без него его жена никто.
Да и была ли она его женой? Вернувшись после визита к Гередьесу, Акельен скупо осведомился о том, как поживала его супруга, и первую ночь, соблюдая приличия, пробыл у себя в комнатах. Следующими утрами, невзирая на поздние посиделки в Вечернем зале и рассказы о том, как гостеприимно его привечал добрый сосед, король выходил из покоев Бьелен. Акельен говорил, что у неженатого Гередьеса есть одна необычная черта — он почти не держит в поместье молодых привлекательных женщин. Наверное, истинному королю стоило бы поучиться у него мудрости, но он не успел, а его жена так и осталась непорочной. Невеньен надышала мутный кружочек на стекле и тут же стерла его. Проклятая ирония судьбы — через два дня после убийства мужа у нее появилась первая кровь. Невеньен стала настоящей женщиной и отныне может принимать мужчину, чтобы родить ему ребенка. Могла бы. Но она вдова, и ей придется вернуться к родителям и сидеть с ними до старости, словно никогда и не была чьей-то женой. Странно. По-настоящему замужем она не была, а вдруг стала вдовой.
В дверь опять постучали, и опять Лэмьет закряхтел, поднимаясь. Опять скрип, опять извинения, все то же самое. Хотя нет, теперь в глубине коридора слышался звонкий голос Бьелен. Гибель любовника ударила по ней, однако она держалась лучше, чем королева. Кажется, она снова давала управляющему какие-то распоряжения. Проклятая женщина даже сейчас отбирает у Невеньен то, чем должна заниматься она!
Но почему она волнуется об этом? Не все ли равно, кто и как перехватывает ее обязанности? Акельен мертв, и им с Бьелен не из-за кого сражаться. Пусть она забирает все.
Нет-нет-нет, стойте! Невеньен потерла глаза, синие круги под которыми отражались в окне. Что она такое думает? Декаду назад она поклялась, что не сдастся "сестре", даже если начнут рушиться Небеса и вернется Первозданный Хаос. Отступиться — значит потерять последнее уважение к себе. А это единственное, что у нее осталось.