Спасти их мог лишь секретный план. План, который одна часть союзников считала лишь «наведением тумана» от окончательно свихнувшихся мятежников, а вторая — тем, что обеспечит гарантированный успех. Только Невеньен, Тьер и еще пара доверенных человек знали, что все висит на соплях.
Но слезами горю было не помочь. Она должна была делать то немногое, что могла. Конкретно в данный момент — выспаться, если уж выдалось свободное время.
Невеньен заставила себя сесть и снять с ноющих ног сапоги. В Серебряных Прудах и Остеварде ей обычно удавалось все решать, не выходя из кабинета, однако здесь ей приходилось бегать из одного конца лагеря в другой, причем не по одному разу. Стукнуть кулаком по столу и приказать явиться к ней в походных условиях было сложно. Зачастую люди не могли оторваться от важных дел или им по некоторым соображениям не стоило появляться возле ее шатра. Поэтому икры Невеньен с непривычки болели, а ступни, то потеющие в теплых носках, то замерзающие от ожидания на холоде, зудели.
Сбросив сапоги, Невеньен начала распускать косы с вплетенными в них лентами. Когда волосы волной легли на плечи, она огляделась в поисках ларца с принадлежностями для причесок, но в темноте его очертания рассмотреть не получилось. Шен приступала к обязанностям только завтра; попросить о помощи было некого. Что за печаль…
Лента, зашуршав, упала возле постели. Невеньен решила, что найдет ларец завтра, когда будет светло. Скинув платье, она замоталась в одеяло, подтянула к себе колени и засунула замерзшие пальцы в сгибы ног, чтобы поскорее согреться и заснуть.
Однако почти сразу она поняла, что заснуть не получится.
Лагерь, гигантское живое существо, тихо рокотал, глухой к треволнениям отдельного человека. Королевский шатер находился в сердце лагеря, неподалеку от шатров всех важных чинов и лордов-союзников. Мимо то и дело пробегали гонцы, с неосторожной громкостью разговаривали аристократы. Причем в центре было еще относительно спокойно, а будь Невеньен среди солдатских палаток, кто-нибудь обязательно нестройными голосами пел песню, а то и раздавались бы другие звуки — страсти. Ламану и Стьиду не удавалось выгнать всех проституток, потому что каждый день из Эстала, чуя наживу, прибегали все новые, и всегда находились солдаты, которые предпочитали понести наказание ради короткого удовольствия.
Невеньен перевернулась на другой бок, но сосущее под левой лопаткой одиночество не исчезло. Она уже привыкла к тому, что рядом с ней, прямо под рукой, кто-то есть: в Остеварде — Эсти, в Гайдеварде — Бьелен и Шен. Сейчас рядом не было никого.
Как и всегда, когда ей было плохо, она вспомнила об Иньите. После того как лорда-разбойника чуть не отравили вместе с ней, Тьер настойчиво посоветовал (фактически приказал) им видеться как можно меньше, убив этим сразу двух зайцев — давать меньше почвы для нежелательных слухов и уменьшить опасность покушения, так как изменник мог нацелиться и на лорда-разбойника. Иньит, который обычно сопротивлялся давлению Тьера, на сей раз согласился с поразительной легкостью. Невеньен решила, что это ужасно несправедливо. Он был единственным человеком, возле которого она чувствовала себя спокойно. Неужели, лишив Эсти, у нее забирали и Иньита?
А ведь она так и не поблагодарила его за спасение из Гайдеварда. Невеньен свесила ноги с кровати, нашаривая сапоги. Если ей суждено умереть от руки предателя, то пусть Иньит хотя бы не считает ее неблагодарной. Она должна была сказать ему, что в последние мгновения будет думать только о нем. А если убийца захочет умертвить вместо нее Иньита, то пусть лучше они умрут вместе.
Когда ее басом позвал телохранитель, Невеньен успела натянуть платье и взять пояс, который от неожиданности выпал из пальцев.
— Моя королева! Вы не спите?
Она раздраженно подумала, что даже если бы и спала, то уже все равно бы проснулась.
— Нет. Что такое?
— К вам леди Бьелен.
Невеньен опешила. Сестра обращалась с проблемами к Тьеру, так как с тем, с чем не удавалось справиться ей, королева и подавно не разобралась бы. На дружеский визит это тоже было не похоже. После Гайдеварда они общались только по делу, сделав вид, что никакого пленения не было. Бьелен быстро вернула себе игривые манеры, и ей явно не хотелось ни о чем вспоминать. Невеньен тоже не горела желанием поднимать в памяти эпизоды, в которых она по ночам от отчаяния кусала себе локти или дрожала в главном зале, боясь, что секретарь повернется и заметит, как она льет яд ему в кубок.
В общем, в лагере между ними все пошло по-старому. Так и что тогда Бьелен здесь делать?
— По какому она вопросу?
— Великая Бездна! — раздался сердитый голос сестры. — Мне кричать об этом на весь лагерь? Ты что, не пустишь меня?
То, что она отказалась назвать причину, настораживало. Впрочем, Бьелен могла сделать это просто из вредности.
— Заходи, — поколебавшись, ответила Невеньен.
Она приосанилась, готовясь к очередной словесной битве. Однако у нее открылся рот, когда Бьелен, сопровождаемая двумя телохранителями, ступила в шатер. Следовавшая за ней служанка держала в руках поднос с бутылкой сантийского вина и двумя серебряными кубками, инкрустированными драгоценными камнями.
— Темновато, но обстановка подходящая, — сказала сестра, придирчиво осмотрев «кабинет». — Надеюсь, ты не против выпить со мной?
— Но…
Выбитая из колеи внезапным предложением, Невеньен не могла подобрать слов. Выпить? С женщиной, которая, несмотря на все то, через что они прошли, оставалась любовницей ее погибшего мужа и соперницей? Может, это она хочет ее отравить?