— Настоятель Мирран, все говорят о вас, как о предельно честном человеке. Но как вы можете так врать!..
Брови лысого жреца взлетели вверх.
— Тебе лучше объясниться, юноша, и прямо сейчас.
Из-за его спины, оттуда, где сидел Виньес, раздался тяжелый вздох и едва слышное бормотание, из которого удалось разобрать только фразу «не отряд, а балаган». Сони был с ним согласен. Если верить гвардейцам, такого разброда и шатания здесь не было с тех пор, как погиб Эйрен. И когда все поехало в Бездну — может, когда ранили Дьерда? Или когда Кален сдался под натиском Тьера и взял Сеха? А может быть, намного раньше, когда командира сломило предательство Тэби? Без сомнения, если бы не история с проклятым Черным Рыцарем, то он обращался бы с Сехом гораздо строже. Но теперь он как будто боялся того, что его жесткость способна привести к новой измене. В этом стремлении северянин переборщил — получилось прямо наоборот.
— В лейтенанте Калене нет ни капли божественного, — процедил сехен. — Настоятель Мирран, вы ведь сами знаете, что он за человек, как он поступал… И вы верите, что на него могло пасть благословение Небес? Это какой-то обман!
Сони как будто обожгло. Когда-то, в Аримине, он сказал Келси нечто похожее — что могаредской вши боги никогда не будут благоволить.
— Как можно отрицать величие дитя богини-матери Альенны, когда оно явлено во плоти? — изумился жрец, указывая на стоявшего неподалеку Калена. — Посмотри, юноша, и убедись, что ты видишь то же, что вижу я, — сына богов, который сияет и днем, и ночью и обладает отметками, свидетельствующими о его нечеловеческом происхождении. Если он когда-то и был лейтенантом гвардии Каленом Рондаллом, который запятнал себя неблаговидными деяниями, то Небеса даровали ему свое прощение и позволили ему искупить грехи, уничтожив када-ра. Это не обман, это милосердие богов!
Удивительно было слышать эту защитную речь от того, кто два месяца назад бросался обвинениями в убийствах и прямо-таки истекал желчью от ненависти. Виньес не спускал с настоятеля хмурого взгляда, не веря в преображение заклятого врага Калена. Сам же Сони решил, что это вполне вероятно. Мирран был фанатиком, а они непредсказуемы и не руководствуются логикой.
Кален, кажется, уловил их разговор, потому что отвернулся от офицера и всмотрелся в пространство перед разбитыми отрядом палатками, махнув собеседнику рукой. Тот, благоговейно поклонившись, с готовностью куда-то побежал, хотя количество полосок на его мундире было больше, чем у Калена. Во всяком случае до тех пор, пока на мундире Калена вообще были полоски. После объявления его Сыном Цветка любые обозначения ранга с синей куртки командира убрали. Ребенок богов не мог вписываться в человеческую иерархию.
Когда он приблизился к костру, мягкое сияние заполнило площадку, утопив в себе ореол Сеха и тем более тоненькую струйку магии, которую испускал камень королей. Сехен, державший сжатый кулак возле груди, опустил ладонь. Его лицо окаменело. Пожаловаться на плохого командира мальчишке так и не дали.
— Приятно знать, что тебя обсуждают у каждого лагерного костра, особенно у твоего собственного, — сказал Кален.
— Если тебе известны настроения среди твоих людей, — Мирран сверкнул холодными глазами на Сеха, — тогда я удивлен, почему ты игнорируешь подобное поведение.
— Хочешь сказать, что кому-то из моего отряда здесь не место? — голос Калена был ровным. — Может быть, и так. Но мы братья, а из дома сор не выносят, и, если нам завтра суждено умереть, я не позволю своей семье перед этим разделиться. Мы или выстоим вместе, или вместе погибнем.
Командир положил руку на плечо Сеху. Тот вздрогнул, лицо у него перекосилось, словно он хотел вырваться, но не решался. Кален оказывал ему поразительное доверие, и с этим следовало считаться.
— Делай как знаешь, — медленно произнес Мирран. — Но советую тебе проследить за тем, чтобы во время боя тебе никто не поставил подножку. Сын Цветка нужен Кинаме не только для битвы с када-ра.
— На что вы намекаете? — вспыхнул Сех. — Я не клятвопреступник! Не равняйте меня с…
— С кем? — сухо осведомился жрец.
Что бы ни собирался сказать сехен, он это проглотил и ответил совсем другое.
— Даже если Небеса смешаются с Бездной, я не нарушу заветы, оставленные моему народу Прародителем Сатосом, — отчеканил Сех, не заметив, что вытянулся по стойке смирно.
— В твоей верности никто не сомневается, — успокоил его Кален, при этом, однако, хмуро оглядев брата и с нажимом добавив: — Я надеюсь.
Не желая продолжать очевидно бессмысленный разговор, Мирран поклонился и направился прочь. Подождав, пока он скроется за рядами разноцветных шатров, Виньес сказал Калену:
— Он тебя все еще ненавидит.
— Да. Но справляется с этим героически. Представь себе — человек, о чьей мучительной смерти ты мечтал двадцать лет, вдруг оказывается легендарным пресветлым када-ри и все вокруг перед ним пресмыкаются. Я бы на месте Миррана давно себя убил. Думаю, его от этого удерживает лишь то, что он искренне верит в мою божественность.
Командир пододвинул к костру одно из одеял и растянулся на нем, подложив под голову заплечный мешок и непринужденно закинув ногу на ногу.
— Кстати, — намекнул командир, — вроде у кого-то тут возникли проблемы с моим новым статусом?
Сехен, растерявшийся от того, что Кален слышал его обвинения, мялся возле огня и поглядывал на палатку. Своеобразное приглашение поговорить заставило его уставиться вниз, как застигнутого за пакостью ребенка, но он так и не раскрыл рот.